Священик греко-католицької церкви з Дрогобича став капеланом і провів на передовій у цілому 300 днів. За свою роботу він отримав недержавний орден “Народний герой України”.
Во время беседы отец Тарас иногда переспрашивал меня: “Простите, что вы сказали?” “Это, наверное, последствия контузии, – с улыбкой объяснил священник. – Врачи сказали, что у меня атрофируются нервные окончания, – говорит отец. – Чтобы этот процесс замедлить, нужно регулярно проходить курс лечения. Бывает, человек говорит со мной, затем меняет тембр и все – я его не воспринимаю. Честно говоря, долго не обращался к врачам. У меня же не текла кровь из ушей, как у контуженных ребят. Чуть поболело, позвенело и все успокоилось. А там, на войне, ведь все громко разговаривают… Вот я и не заподозрил ничего худого. Решил, что просто стал немного хуже слышать”.
– Когда отец Тарас впервые появился у нас, мы встретили его в штыки, – признается замполит первого батальона 30-й бригады Сергей Майдюк. – Как это ни парадоксально, к бригаде прикреплен священник от московского патриархата. Его мы не воспринимаем. Для меня лично это просто удивительно – как такое может быть? Когда у отца Тараса проверили все документы, поняли, что он наш, украинский батюшка, стали общаться. И очень быстро это переросло в большую дружбу. Вот я не верующий человек, но во время обстрелов, когда часами все вокруг взрывается, начинаешь молиться. Отец Тарас всегда в такие моменты был рядом, в окопах. Он не в штабе отсиживался и ждал, когда к нему приедут ребята, а сам ехал туда, откуда бойцы не могли выбраться. С его подачи у нас в батальоне появилась церквушка. И вскоре оказалось, что многим есть о чем поговорить со священником. Мы же не в воздух стреляли, валили врагов пачками… А значит, грех на душу брали. Кому о таком расскажешь? Мне, замполиту? Так я такой же. Что я отвечу? А батюшка, без оружия, знающий слово Божье, всегда находил, как успокоить, как объяснить, что происходит с душой. И с каждым днем доверие к отцу Тарасу росло. Он теперь просто наш большой друг. Он же еще и волонтер. Всегда привозил какую-то помощь. И продолжает помогать нашему подразделению.
– Когда вы впервые приехали в зону АТО? – спрашиваю отца Тараса.
– В начале июля 2014 года. Я заменил капеллана Андрея Зелинского, который больше месяца провел вместе с украинскими военными на передовой. Но я готовился к служению с марта. Для этого поехал к бойцам 30-й новоград-волынской отдельной механизированной бригады, которые тогда находились неподалеку от Крыма, на условной границе с оккупированным полуостровом. “Срочку” я не служил, с советской армией не сталкивался, какими там были порядки, не знал. Офицеры бригады меня хорошо приняли и начали учить азам военной жизни: как правильно застелить свою койку, как правильно носить форму, каску, бронежилет, объясняли правила безопасности возле боевой техники. Я пробовал водить танк, БТР, разбирал и чистил оружие. Ездил на полигон и учился стрелять по мишеням. Для меня, как для священника, было очень важно постоянно быть рядом с бойцами. Мне было это интересно, потому что я никогда не делал такого, а им было любопытно, что курс молодого бойца проходит священник. Поэтому мое восприятие армии было позитивным. Рядом были те люди, которые если и шутили, то делали это не зло, не обидно. “А ну, отец, посмотрите, нет ли у вас патрона в стволе?” Я оттягивал затвор и пуля, выпрыгивая, царапала мой нос. Так я навсегда запомнил, что так делать нельзя. Я видел в бойцах искренность, поддержку. И был уверен, что они никогда не бросят меня, не пошлют туда, где опасно. Более того, я благодарен офицерам за те азы знаний, которые они мне дали. Потому что это не раз меня спасало.
– Какие именно знания вам пригодились потом?
– Наверное самое главное – это правильно понимать то, что происходит во время реального боя, как правильно выбрать безопасное место, куда надо прятаться во время обстрелов, надо ли вообще бежать куда-то. Как сейчас помню крайнее напутствие комбата 1-го батальона 30-й бригады Сергея Собко: “Отец Тарас, когда приедете на место, всегда ищите глазами насыпь и при первом взрыве сначала падайте как можно ближе к ней, а только потом уже думайте, куда двигаться дальше”. Мне казалось, что никогда не придется к этому прибегнуть. Уже гораздо позже я научился слушать обстрелы, понимать приближаются они или отдаляются, выхлопы это или приходы. И когда взрывы были в нескольких метрах от меня, двигался автоматически: упал на землю и закатился туда, где поглубже. Но изначально это была просто информация. Только приехав на восток Украины, я осознал, насколько это были важные слова. Главное: не бежать, не паниковать. Медики в АТО говорили, что большинство тяжелых ранений во время обстрелов получают именно те, кто начинает бегать, суетиться.
– Были ситуации, когда вы отчетливо поняли, насколько важно ваше пребывание рядом с бойцами?
– Конечно, – отец Тарас задумался, а затем продолжил: – Почти через год, в феврале 2015 года, я снова встретился с 30-ой. После того, как украинской армии пришлось оставить Дебальцево, бригада удерживала передовые позиции вблизи города Светлодарска… К тому времени волонтеры пригнали мне внедорожник, и я время от времени ездил в Артемовск, теперь Бахмут, чтобы привезти передачи, побаловать ребят чем-то вкусным: сладостями, варениками, голубцами. Но были дни, когда комбат просил меня не покидать расположение батальона: “Когда вы уезжаете, бойцы начинают нервничать. Когда они вас видят, знают, что вы поблизости, им спокойнее. Значит, окружения нет”. Ведь были предположения, что российские войска будут дальше двигаться вглубь страны, пытаясь взять наших бойцов в новое кольцо. Для меня это было неожиданностью. Но я, естественно, прислушался к словам командира. Кроме того, комбат просил меня постоянно держать связь с “большой землей”, чтобы получать информацию о том, что происходит вокруг, а главное, уточнять у волонтеров о передвижении техники врага. Наверное, не очень-то доверял штабам.
Еще один важный для меня случай произошел уже в этом году. На вокзале я встретил знакомого бойца СБУ. После крепких объятий он показал крестик, который висел у него на шее, и сказал: “Отец Тарас, это тот крестик, который вы мне дали. Я с ним такое прошел… И даже царапины на мне нет. Он меня спасал”.
И, наверное, одним из самых ярких примеров будет встреча, случившаяся в сентябре 2015 года во время паломничества военнослужащих и военных капелланов к чудотворной иконе Божьей Матери Зарваницкой. Произошла она во время архиерейской литургии, когда я раздавал святую евхаристию причащающимся. В этот момент я всегда внимательно смотрю на уста человека, чтобы ничего не уронить из ложицы. Некогда сосредотачиваться на лицах, глазах. И вдруг вижу: после того, как человек принял причастие, он замер и не отходит. Поднимаю глаза, и вижу, что мужчина плачет. “Отец, вы меня, наверное, не помните? – говорит. – А в 2014 году вы меня исповедовали и причащали прямо перед боем”…
– Много военных впервые причащались именно на войне?
– Да, достаточно много. Еще я обратил внимание, что много военных до войны были далеки от Церкви, но не от Бога. У них почему-то присутствует странное размежевание: они воспринимают веру в Бога, но по каким та причинам опасаются посредничества церкви. Возможно, это связано с негативными примерами священнослужителей. К сожалению, такие были… Иногда мне приходилось слышать такое: “Я не против Бога, но я плохо разбираюсь в ваших религиозных штучках. Это не для меня, мне так хорошо!”
Военные обращаются к капелланам с большим количеством проблем. Часто ребята приходят не на исповедь, а просто пообщаться. Иногда такие моменты становятся настоящим криком души с эмоциональными срывами, слезами. И тогда очень важно услышать, поддержать. Со временем после таких разговоров военные приходили уже и на исповедь, причащались. На войне, я так вижу, происходит переосмысление ценностей. Меняется отношение к земной жизни, приходит понимание важности поддержки побратимов, друзей, а главное – именно на поле боя у многих появляется уверенность в своей миссии: защищать родную землю.
– Что для вас оказалось самым сложным на войне?
– Для меня самым сложным было преодолеть тяжесть духовного опустошения, когда я не мог служить Божественной Литургии. Это чувство особенно угнетало если такое случалось в церковные праздники. Молились мы даже во время боя, но не всегда была возможность совершать литургию. Ко всему остальному со временем привыкаешь. Жить под обстрелами, спать на земле, есть что дадут, – это не так уж сложно, если понимаешь, зачем это делаешь.
– В зоне АТО капелланов хватает?
– Статистика говорит, что на одного священника должна приходиться тысяча бойцов. А на самом деле важны два момента: подготовка самого капеллана и готовность командира предоставить ему возможность работать. А уже численность военнослужащих – вопрос второстепенный. Когда я говорю о вышколе капеллана, имею в виду не только знания, полученные в духовных семинариях или опыт душеспасительного служения в приходе, а личную мотивацию пребывания среди военнослужащих. Вспоминаю, когда ехал в военную зону впервые, очень переживал, чтобы что-нибудь не забыть. А в итоге оказалось, что 60 процентов того, что я упаковал с собой, мне не понадобилось. Когда сейчас меня спрашивают другие, что нужно иметь, я совершенно уверенно советую иметь твердое желание служить ребятам, быть им полезными. Этого достаточно. На войне тяжело предусмотреть, что будет сейчас, а тем более завтра. Поэтому строить планы не очень-то получается. Нужно просто отдаться на волю Божью и доверить Ему свои планы, тогда служение становится по-настоящему плодотворным, и все получается хорошо. Святой Дух подсказывает, куда поехать, с кем встретиться, с кем заговорить, где помолиться, кого обнять, а кого пожурить. Капеллан должен научиться слушать голос Божий, но это без личной молитвы невозможно. Тут, на войне, молишься непринужденно и искренне, как в детстве. Роль командира тоже очень важна. Он создает атмосферу восприятия бойцами капеллана. Когда командиру, мягко говоря, все равно, а такое бывает, много времени и усилий тратится на то, чтобы наладить взаимосвязь, а именно времени на передовой катастрофически мало.
– Вам приходилось и отпевать бойцов…
– И я лично не разделяю в почестях тех, кто лег на поле битвы, кто умер по дороге в госпиталь или же на операционном столе, от тех, кто ушел от нас после длительных месяцев борьбы за жизнь, уже вернувшись домой. На днях в Дрогобыче мы похоронили военнослужащего с востока Украины, демобилизованного из-за ранения еще в прошлом году. Его жена и двое сыновей, по словам его побратимов, отказались приехать на похороны. Считают, что он воевал не на той стороне. На моей странице в фейсбуке не бывает недели, чтоб от волонтеров не пришло сообщение: сегодня прощались с бойцом АТО, который вернувшись домой скоропостижно скончался. Наши защитники умирают. У кого-то тромб отрывается. У кого-то инсульт случается. Но все это последствия того, что человек был там… И причиной его скоропостижной смерти стало то, что он исполнил свой священный долг, ушел на эту гибридную войну защищать Украину.
Сейчас происходит очередная демобилизация военных из зоны АТО. И с одной стороны бойцы радуются долгожданному “дембелю”, но для многих это приносит неожиданное беспокойство: что ждет дома? В таком случае нужно заполнять пустоту, которая образуется у дезориентированного человека после войны. Такие люди вносят в семьи нервозность, тревожность. Именно родители, жены, дети, родные и близкие становятся заложниками ситуации, на них ложится вся тяжесть ситуации. Но и капелланы, священники должны общаться с такими прихожанами, помогая им вернуться к нормальной жизни. Нам всем нужно объединять усилия. Иначе война никогда не закончится.
– В Славянске я видела капеллана, который после службы, сняв рясу, становился бойцом подразделения…
– Позиция церкви как православной так и католической одинаковая: священник не должен использовать оружие против людей. Ее никто не отменил. И я верю, никто и не отменит. Наше оружие: слово Божье, Господний крест, святая вода… Другое дело, если священник пережил стрессовую ситуацию и уже под воздействием эмоционального шока, в целях самозащиты, ведь природный инстинкт самосохранения никто не отменил, может непроизвольно взяться за оружие. Да, на войне может случиться и такое. Но это исключение из правил.
Я стал священником в 2002 году. После окончания восьми классов пошел учиться в техникум. А уже после него поступил во Львовскую духовную семинарию. Это был конец 80-ых годов, когда на западе Украины возрождалось патриотическое движение. Я состоял в Союзе Независимой Украинской Молодежи. Мы старались заботиться не только о возрождении национальной идеи, но помнили и о духовной жизни. Организовывали разные акции, направленные на то, чтобы показать настоящую историю украинского народа и то, как его уничтожал коммунистический режим. Также мы часто ездили в горы, лес. Искали могилы погибших воинов УПА, сечевых стрельцов. Принимали участие в перезахоронениях найденных тел. Тогда и познакомился со священниками УГКЦ, которые были в подполье. Когда я увидел прекрасные примеры служения своему народу, во мне зародилось желание стать священником. Мне было 18 лет. После двух лет учебы во Львове меня отправили за границу. Десять лет я провел в Италии, получая образование. После этого вернулся в Украину и принял сан. Мое место здесь, в родной стране. А теперь – на передовой, рядом с теми, кто защищает нашу страну от врага.
Мне нравится девиз полевых капелланов: быть рядом. Эти два слова объясняют всю суть нашего служения. Солдата, на глазах которого разорвало побратима на куски, который видел заживо сгорающего товарища или расстрелянных из засады друзей, и который не мог в этих ситуациях ничего сделать, месяцами после этого преследует трупный запах, он не может спокойно уснуть. Такому человеку нужно, чтоб его выслушали или просто молча посидели рядом, не замечая его налитых слезами глаз… Именно поэтому мы должны быть рядом с ними и давать им надежду.
Если мы по-настоящему хотим построить новую Украину, у нас нет другого выхода, кроме как победить. Долгожданный мир обязательно придет с нашей победой. Потому что иначе, без победы, все это будет лишь бесконечным продолжением игры по чужому сценарию. У нас есть свой аутентичный путь, который приведет нас к “земле обетованной”: новой, свободной и независимой Украине. Пусть Бог хранит нашу страну и слава нашим Героям!
7 мая в Киеве в Национальном мемориале войны отец Тарас получил орден “Народный герой Украины”.
Виолетта Киртока, «Цензор.Нет»
Також читайте
ТОП коментованих за тиждень